Другие зеркала
«Маскарад» М. Лермонтова. Театр Сатирикон

«И в какой иной обители
Мне влачиться суждено,
Если сердце хочет гибели,
Тайно просится на дно?»


Ал. Блок. «Обреченный»

Рано или поздно эти люди должны были встретиться: они родились в один день, пусть и с разницей в несколько веков, а их понимание о сути вещей через творчество во многом сходно. В нынешнем сезоне их свела воедино сцена театра Сатирикон: драматурга Михаила Лермонтова и режиссера Владимира Агеева, двух мистиков, отлично знающих потустороннюю природу нашей жизни. Классик без кавычек и главный алхимик сегодняшней московской режиссуры соединились в странный, мудрый и эффектный союз. И родившийся в итоге этого альянса спектакль «Маскарад» оказался удачей в первую очередь благодаря стопроцентному взаимопопаданию автора и постановщика, их секретной общности.

Владимир Агеев не был бы самим собой, если бы ограничил историю великосветского господина Евгения Арбенина, погубившего себя и собственную безвинную супругу из-за череды случайностей и столкновения самолюбий единым, то есть нашим с вами измерением, а конфликт свел бы к чисто человеческому. К тому же в «Маскараде» явственно видно разграничение «той» и «этой» стороны; а посему родилась символистская драма о взаимоотношении земного и вечного, черного и белого, их бесконечной войне, где не выигрывает никто. Однако и тут есть сюрпризы: в «здесь и сейчас», то есть в земном мире правит бал не осязаемый персонаж, а Неизвестный (Владимир Большов), инфернальное существо в черных шелках с размахом рук-крыльев. Он постоянно разгуливает на заднем плане, аккуратно покушаясь на спокойствие главных героев: то норовит срубить топором дерево в райском саду семейной жизни Арбенина, то перчаткой бросает тому в лицо гибельную интригу, то просто с усмешкой наблюдает за всеобщими душевными конвульсиями. Невозмутимый, он кажется всесильным, однако режиссер не даст ему победить в финале. Приспешники Неизвестного – полноправные члены блестящего светского общества: нахальный щеголь Казарин и крошечный забияка Шприх , время от времени плетущие зловещие козни единственно от скуки и шалости – неспроста в одной из сцен они предстают в виде коверных, поющих под концертино. Есть у Неизвестного и свита: сумрачные юноши в кожаных плащах, молчаливо и четко осуществляющие вынесенные приговоры.

Собственно Арбенин, человек гордый и незаурядный, оказывается в ситуации нелегкого выбора: не то стать одним из компании Неизвестного и навсегда закрыть ворота в иное измерение, не то «уйти в отрыв» и предпочесть свет. Он на глазах двоит собственную душу, не в состоянии остановиться. Но ему дискомфортно и в раю, где любовь, призванная стать спасением, оборачивается иллюзией, и в темноте, где даже в зеркале отражается черное, а один-единственный взгляд может иметь разрушительную силу. Умный, сияющий, Арбенин пытается одержать верх над ситуацией, но ведь даже солнцу трудно светить, если на небе оно в гордом одиночестве.

Арбенина в очередь играют молодые «звезды» Сатирикона Максим Аверин и Денис Суханов, и, как это всегда бывает у Агеева, при разных составах получаются разные спектакли. Для пущей интриги актеры не просто работают один за другим, но меняются местами: в день, когда один – Арбенин, второй – выходит в роли Казарина, и наоборот. Это добавляет множество нюансов в действие. Хотя каждый актер вносит в оба свои персонажа нечто общее. К примеру, и Казарин, и Арбенин Максима Аверина получаются более размашистыми по рисунку и бесхитростными по сути. Арбенин-Аверин – человек, чуждый хитросплетений, предпочитающий простоту отношений и ничего не скрывающий. Он до последнего не хочет верить в обманчивость мира, но когда чаша его терпения переполняется, он воистину страшен. В роскошной, холодно-минималистичной сцене мести Звездичу ( Яков Ломкин ), милому юнцу, полному щенячьего задора и готовому радоваться всему без разбора, этот Арбенин леденеет лицом и душой, на глазах превращаясь в бездушного киборга. А Арбенин Дениса Суханова умен, скрытен, безупречен в манерах и злопамятен по натуре. Кажется, он заранее готов к тому, что мир может в любой момент подкинуть неприятный сюрприз – но тем болезненнее таковой воспринимает. Этот Арбенин не стесняется своих поступков, ибо уверен в собственной правоте, холодно и расчетливо мстя и Звездичу, и Нине ( Глафира Тарханова), самодовольной куколке, увы, не оценившей незаурядную, хоть и опасную суть собственного мужа. Казарин же у Суханова – чистый демон похлеще Неизвестного. Он так изящно и ловко обрабатывает всех вокруг, сочиняя интригу, что никто и ахнуть не успевает. Его победительная стать, зловещий блеск огромного перстня на обтянутой черной перчаткой руке, танцующая походка напоминают еще многих Лукавых из большой литературы. Помимо прочего Казарин-Суханов лишний раз иллюстрирует мнение о том, что зло – привлекательно.

Однако насколько бы ни были разными два Арбенина, финал им предначертан один. Природа – или Судьба -- делает выбор за героя: ломая надвое его рассудок ( в этот момент фигуры мыслителей, украшающие сцену, тоже разойдутся надвое ), она уводит его в мир иной, позволяя соединиться с убиенной Ниной. Хотя кажущаяся романтика такого финала тоже имеет двойное дно: оставляя Арбенина с Ниной вместе на веки вечные, не обрекает ли их режиссер на наказание, вынуждая провести бесконечность друг с другом подобно булгаковским Мастеру и Маргарите?

«Маскарад» Владимира Агеева подчинен железной логике чувств и поступков, а все акценты расставлены так, чтобы подчеркивать, но не педалировать смысл происходящего. В сочетании с сумрачной, хрупкой визуальной красотой ( изысканная хореография Альберта Альберта, роскошные костюмы Андрея Климова ) придуманная история завораживает каждой своей минутой. Однако, даже становясь лириком, Агеев не сбавляет жесткости в суждениях. Поэтому «Маскарад» – это еще и приговор мечтам. Всему тому, что мы придумываем, дабы украсить собственную жизнь: любовь, дружбу, возвышенные отношения. А все это имеет двойственную природу. И, заблуждаясь относительно сути вещей, мы рискуем потерять и самих себя. Раствориться в бесконечном коридоре зеркал, где только что видели свое отражение. Ведь «лицо мое вам так же неизвестно, как маска»…

Алиса Никольская